Композитор Владимир Раннев: На Чайковском слушатель смотрит на канделябры

Large 5d9f0d08 95bd 4dfc 90e7 3bb05ce82271
Композитор Владимир Раннев: На Чайковском слушатель смотрит на канделябры
Композитор Владимир Раннев: На Чайковском слушатель смотрит на канделябры
Композитор Владимир Раннев: На Чайковском слушатель смотрит на канделябры
Фото: pp.userapi.com
Автор: Ольга Никитина

Столичный гость рассказал «Вслух.ру», что в музыке можно считать современным, каковы перспективы критического искусства в провинции и зачем музыка и музеи нужны друг другу.

Композитор из Санкт-Петербурга Владимир Раннев побывал в Музейном комплексе имени Словцова в качестве лектора образовательной программы проекта «Работа никогда не завершается». Лекции проходят в музее каждую неделю. Обозреватель интернет-газеты «Вслух.ру» Ольга Никитина встретилась с композитором и узнала, что в музыке можно считать современным, каковы перспективы критического искусства в провинции и зачем современная музыка и музеи нужны друг другу.

- Владимир, темой вашей лекции стала современная музыка. Что имеется в виду под современной музыкой и как, в вашем понимании, она соотносится с музыкой в широком смысле слова?

– Что такое музыка, всем вроде бы понятно. Мы произносим это слово по десять-двадцать раз на дню, но не все так просто. У случайных людей или даже студентов-музыкантов и маститых музыковедов в определении музыки возникают разночтения. Энциклопедические определения грешат неточностями и пытаются обозначать некие границы, из которых музыка давно уже вышла. Современная музыка – это не просто характеристика лишь одного качества «написанная в наши дни», это нечто иное. Современная музыка обозначает не только временные границы ее создания, но и корневые, очень специфические черты этого явления, не тождественного просто музыке.

Происходящее в ней требует не только включения эмоций, но и действия других резонаторов: человеческого опыта, открытости к новому, наслушанности разного рода материала.

Это похоже на то, как если бы вы попали к экзотическому племени. Там может быть и привычно тепло, сытно, и вроде все есть, но принципиальные мировоззренческие вещи устроены совершенно по-другому. И вам очень хочется сориентироваться, как тут и что, и этот процесс может стать для вас откровением или катастрофой.

- Получается, современная музыка устроена по-другому?

– С одной стороны, она в той или иной степени наследует традиции, переосмысляет ее, эволюционная линия прослеживается. С другой – появляются какие-то вещи, для неискушенного человека звучащие за пределами привычных границ, которыми принято определять слово «музыка».

- На вопрос, зачем нужна музыка, часто можно услышать: «Она несет эмоцию, передает настроение». А какая цель у ваших произведений?

– Музыка никогда не была лишь эмоциональным топпингом. Есть некая жизнь, а есть некий топпинг, будто шоколадом поливают мороженое. Нет! Музыка – это язык, на котором говорят, в том числе на сложные темы. Музыка несет мысль, а не только эмоцию. Часто мы не чувствуем те мысли, которые были высказаны Бетховеном или Вагнером своим современникам, довольствуясь лишь тем, какой эмоциональный отклик вызывает в нас та или иная музыка. Этого мало! Это все равно, что читать Пушкина и восхищаться складностью стиха, а на строгие, странные, сложные смыслы не обращать внимания.

Современная музыка нами еще ненаслышанна, она не отобрана историей, она варится в своем соку, как варились когда-то барокко, романтизм и классицизм. Эта музыка создает наши дни.

- Каков идеальный способ слушать вашу музыку? Или разницы нет? Подходит ли современная музыка для записи?

– Конечно, она подходит для записи, она записывается и исполняется. Музыка бывает разная – электронная, импровизационная и прочая. Но все-таки моя музыка – привычное академическое музицирование по нотам, требующее от исполнителей консерваторской выучки.

- Такая музыка имеет сложный ритм и создает впечатление импровизации. Насколько важна точность в ваших композициях?

– Нет, это не так. Некоторые мои коллеги и друзья занимаются именно импровизационной музыкой или лишь частично нотируют свои мысли и идеи. Я же всегда создаю только нотированную музыку. Я в этом смысле очень консервативен и старомоден.

- Вы известны как театральный композитор и автор опер. Ваша опера «Синяя Борода. Материалы дела» вошла в шортлист премии Сергея Курехина в 2010 году, а опера «Два акта» получила гран-при этой премии в 2013 году. Современный взгляд на музыку помогает как-то иначе раскрыть традиционные жанры?

– Да, конечно. Сейчас оперы бывают очень разные. И дело не в том, что современная музыка как-то меняет оперу – жизнь меняет всех нас и меняет традиционные жанры, которые мы привыкли видеть такими, какими они были в XVIII-XIX веках. Корпус классико-романтической музыки – это 90 процентов репертуара филармоний и оперных театров. Но так же, как барочная опера не похожа на романтическую, опера сегодняшнего дня не похожа на Бизе или Пуччини. Вам же не кажется странным, что одни православные церкви выстроены в византийском стиле, а другие – в барочном. Разные эпохи по-разному решали эстетические задачи, связанные с храмовым зодчеством. Так же и с оперой.

- Современная музыка имеет немало ценителей в столицах. Как вы думаете, оценят ли такую музыку в провинции? Есть ли опыт представления современных музыкальных произведений в провинциальных городах?

– Был только один случай, когда мою оперу «Синяя борода» показывали в Перми в рамках фестиваля «Звезды белых ночей». С провинцией в моем опыте – все. Хотя довольно часто моя музыка – инструментальная и вокальная – звучала и звучит в провинциальных городах на камерных концертах.

А вот оперы – это большие проекты, требующие приличных затрат для гастролей, это большой риск, и, как правило, оперные театры редко рискуют выезжать в города, где можно столкнуться с непониманием. Это жалко, ведь если не показывать, то свой зритель и не появится.

- Надежда на расширение культурного образования жителей России – она есть?

– Конечно. Сейчас с этим труднее, еще недавно было золотое время – года с 2005 до 2012-го. А потом курс культурной политики изменился в сторону более консервативных жанров и стилей. Поэтому современной музыке, которая не «новая как старая», стало непросто.

- Как вы относитесь к телевидению и радио как способу донесения своей музыки до зрителя?

– Прекрасно отношусь, другое дело, что для этого должны существовать специфические радио- и телеканалы. Мне сложно представить мою музыку или музыку некоторых моих бескомпромиссных коллег – Сергея Невского, Дмитрия Курляндского, Алексея Сысоева – на Первом канале в прайм-тайм. Потому что это совершенно не нужно. С другой стороны, если сравнить французский канал Arte и наш «Культура», то это небо и земля.

Было бы здорово, если бы на культурном канале в определенном контексте существовала программа наподобие «Кино не для всех», только про музыку. Вместо этого канал «Культура» производит какие-то беззубые «вегетарианские» передачи про красоту и негу.

- Расскажите о вашем плейлисте. В какой форме музыка предпочтительна лично для вас? Какие носители и методы «добычи» музыки ваши?

– Я слушаю современную музыку, барочную музыку. Или рок-музыку моей юности – Кейт Буш, Van der Graaf Generator, Питера Гэбриэла, там много своих героев. Слушаю на стационарных носителях, не в наушниках при ходьбе. А потом, вы знаете, все есть в Интернете. Некоторое время назад забросил собирать диски и не знаю, что теперь делать с уже собранными. Раньше ставишь диск и заряжаешься сразу на продолжительное прослушивание, может, что-то пропускаешь, но это такой цельный процесс. А сейчас то одно включается, то другое – все быстро меняется, чередуется.

Это особый разговор – психология слушателя в эпоху Интернета.

- Современность музыки – ее по-разному понимают в разных странах? Вы часто бываете за границей и не понаслышке знакомы с их восприятием.

– Ну, разумеется! Там современная музыка и востребована, потому что общественное сознание людей ориентировано на критическое отношение к жизни, на самопознание, глубину рефлексии. И общество активно занимается освоением искусства как инструмента самоанализа. Востребованность современного искусства, современной музыки, современного театра и авторского кино там значительно выше. Я имею в виду не только Европу и Америку, но также Китай и Южную Корею, Латинскую Америку. А когда представления о жизни консервируются, а традиция истолкована превратно, происходит производство фальшака под видом вечного, духовного, святого. Современное искусство акцентирует внимание на сложных, зачастую провокативных вопросах, которые заставляют человека глядеть в зеркало. А это сложно. Проще сходить на Чайковского.

- На Чайковском надо меньше думать?

– Дело не в этом. На Чайковском человек смотрит не в зеркало, он смотрит на канделябры, на бархат, на большой красивый зал, на оркестрантов во фраках, получает наслаждение, как от вкусного блюда. Люди как потребители прекрасного идут именно за этим. Они даже обижаются: «Что вы мне показываете какие-то кошмары и ужасы, я это и так вижу у себя во дворе и у соседей. Покажите мне другое, я пришел сюда, чтобы попасть в сказку».

- Мы общаемся с вами в стенах нового тюменского музея, который открылся в конце прошлого года. Какие отношения у современной музыки и музеев? Нужны ли они друг другу?

– Вы знаете, да! Сейчас мы понимаем, что музей – это не склад и даже не просто экспозиционный центр. Это центр культуры в широком смысле слова. Междисциплинарность – одно из качеств современного музея. Это центр жизни, где происходит все. Раз музыкальные институты вроде филармоний и оперных театров довольно консервативны, то часто музыка находит пристанище – площадку и финансирование – у музеев.

Музейный центр в Красноярске, Ельцин-центр в Екатеринбурге, ГЦСИ в Нижнем Новгороде, Владикавказе, Калининграде, Мультимедиа Арт музей в Москве, Пушкинский музей, Эрмитаж – все они поддерживают современное искусство.

Этот список можно продолжать. Хорошие музеи думают о сегодняшнем дне, а не просто, как заботливая хозяйка, протирают в буфете старый хрусталь.

Напомним, в рамках спецпроекта «Работа никогда не завершается» Уральской индустриальной биеннале современного искусства в Тюмени проходят лекции о современном искусстве. Доктор философии, специалист по медиа-арту Антонио Джеуза поведал тюменцам, что такое авангардизм и концептуализм в искусстве, почему они были запрещены в нашей стране и могли развиваться только неофициально. Искусствовед Третьяковки Кирилл Светляков прочитал полуторачасовую лекцию о неудобных образах в живописи прошлых веков. А куратор биеннале Алиса Прудникова призналась , что сверхпозитивно смотрит на развитие искусства в Тюмени.

Следующая лекция пройдет завтра, 18 января. Глава образовательных программ Музея Москвы Кирилл Алексеев расскажет «Что такое перформанс и тело как искусство в современных художественных практиках». Место проведения лекции – музейный комплекс имени Словцова (ул. Советская, д. 63). Участие бесплатное.

 
По теме
Музейный комплекс им. И.Я. Словцова приглашает на лекцию "Что такое современная музыка?" Лектор - Владимир Раннев, композитор и музыковед,
Приглашаем на фестиваль «Рубиновый микрофон» и традиционную ретро-программу «Городская танцплощадка».
В Туртасе прошло комплексное тактико-специальное учение по ликвидации последствий ЧС - Уватский район В Уватском районе для совершенствования практических навыков, слаживания работы в чрезвычайных ситуациях в условиях, максимально приближенных к реальным, систематически проводятся тактико-специальные учения.
Уватский район
«Веселый и добрый, проказник домовой» - Центр соцобслуживания населения Каждый из нас знает, кто такой домовой. Он живет за печкой или на кухне, оберегает и защищает дом от врагов, пожаров, болезней, отвечает за благополучие и лад в семье.
Центр соцобслуживания населения